В моем психфаковском студенчестве мы взяли самого щекастого нашего приятеля, посадили его возле восточной проходной ЮМЗ (Южный машиностроительный завод) с табличкой: «Не хочу работать, хочу есть!», положили перед ним кепку, в нее – пару диковинных тогда еще новых гривен.
А сами уселись на парапете подземного перехода и стали наблюдать за прохожими. Был конец 90-х, и эксперимент долго не продлился – время мы выбрали неудачно. Как раз закончилась смена, и из-за забора с колючей проволокой мимо солдат с автоматами начали вываливать машиностроители.
Тогда еще было время традиционных ценностей, поэтому всего минут через восемь нам пришлось подхватить кепку, щекастого товарища и бегством спасаться от оскорбленных работяг, валивших с проходной и не одобривших желание не махать кайлом в цеху в 8:00 до 17:00, но при этом есть.
Тогда так еще было нельзя. Сегодня, в эру киберспортсменов, креативных визионеров и ментальных стартаперов, уже можно.
«Работы нет, не могу устроиться!» – слышу я все чаще от людей. «Нет людей, некому работать!» – говорят в компаниях. Значит, кто-то из них врет. Первые или вторые? Первые. Слова «Не могу устроиться» на самом деле означают одно из двух: «Вообще не хочу работать и ненавижу это» или «Хочу работать в теплом офисе с бесплатным обедом, чтобы приходить когда хочу, уходить в 17.00 и заниматься своими делами, чтобы руководство не лезло. И премии ежемесячно».
«Я конструктор глубоководных батискафов. Сейчас работы по моему профилю нет, поэтому я жду», – изрек один кадр, немало удивив меня. Как я помню, он ждет то ли три, то ли четыре года.
Другой кадр подошел ко мне со словами: «Я откинулся с зоны, не могу устроиться». Естественно, не можешь. И не сможешь. Потому что поиск работы не начинают со слов «Я откинулся с зоны». Но такие не ищут работу. Такие ищут несколько гривен — так, безвозмездно.
Каждый раз, когда я летом приходил в гости к моему знакомому, через раскрытые окна слышал громкие звуки то «Варкрафта», то «Доты», то «Теории Большого взрыва», то «Интернов». Однажды я не удержался и выглянул в окно, чтобы узнать, откуда идут звуки. Напротив было офисное здание, бывший радиозавод. Там тоже были открыты окна. Звук шел оттуда.
«Что это там у них каждый день? – спросил я, – Летний лагерь?» «Да нет, это коммерсы, – ответил товарищ. – А здесь у них как раз отдел продаж сидит». Отдел продаж! Так вот оно что! А я-то ломал голову все эти годы – чем должны заниматься «сейлзы», чтобы пустить учредителя по миру?
В следующий раз я заглянул к нему в непривычное время. За окнами стояла тишина. «Коммерсы выехали? – спросил я. – Где звук?» «Так обед же! – ответил знакомый. – Все в столовке! Мертвый час!»
Когда в середине сентября я решил бомжевать, уехав из Днепра, за двое суток я сменил шесть работ, невзирая на те лохмотья, которые надел на себя. Нет, конечно, это были не те работы, которые все так ищут и не могут найти.
То, что мне предлагали и за что я брался – это были грубые и тяжелые вещи. Пришлось и топором помахать, и чермет побросать, и мокрую тряпку в руки взять. Работа – так себе, не для человека с претензиями на исключительность.
Но главное – работа была. Ее реально было получить, за нее можно было заработать себе на еду и ночлег. Было бы желание. А вот здесь и начинается самое интересное: в массах желания-то и нет.
Человек не может найти работу, потому что не хочет работать. А что хочет? Значит так: черный Lexus, к нему еще Porsche Cayenne, один дом в центре, этажа в три, второй – поменьше, но с парком и причалом – за городом.
В качестве бизнеса можно выбрать что-то модное, продвинутое и айтишное. Чтобы офис на Воздвиженке, нет, два офиса на Воздвиженке! И чтобы все уважали, издания присылали вопросы: а какое ваше мнение по вот такой проблеме? Ну и, конечно, за границу летать все время в дорогом костюме.
Вот такую работу ищут люди! И не находят! Потому и не работают, а ждут, когда наконец ее уже предложат! Топор? Чермет? Мокрая тряпка? Как оскорбительно!
Я никогда не бомжевал. Даже в юности я ни разу не ходил трассой. Всего два дня скитаний сейчас показали: не бывает ситуаций, когда невозможно найти работу. Работа есть, ее много, за нее платят. Я уже слышу возражения: «Мало платят!»
И вспоминаю сценку, которую я видел в одном областном ГАИ. Тогда дверь начальника распахнулась, из нее вылетел пунцовый проситель, за ним – веер долларов, а вдогонку – истошный крик начальника: «Маааалооооо!»
Мало, не мало – платят. Жить можно. Жить, спать, постепенно выбираться из «сложных жизненных обстоятельств». Но только если это кому-то нужно. Бродя по чужому городу и встречая бродяг, я понял: бомж – это не обстоятельства, не постигшее несчастье. Это образ жизни, философия, мировоззрение, состояние души.
Ибо не работать всегда приятнее, чем работать. Это я тоже прочувствовал за два дня, которые прервали мой ежедневный 20-летний бизнес-марафон. Но тут надо определиться: либо состояние души, либо все, что вы так серьезно считаете принадлежащим вам по факту рождения — положение, деньги, почитание окружающих.
Но иногда стоит начать с гаечного ключа или с ведра с тряпкой. Тем более что в придачу к ведру и ключу – побочный эффект: отрезвляет. Совершенно бесплатно.